Ульянов (Ленин) регулярно
тайком покинув мавзолей
всю ночь подкладывает бомбы
под государственность Руси

Diesel2b


читать дальше







Отсюда

Императрица Матильда - последний триумф


Аббатство Бек

Пока герцог Генри был в Англии, императрице Матильде в Нормандии приходилось не слишком легко. Луи VII был более чем недоволен браком молодого герцога на своей бывшей жене. Как бы ни злобился король Франции на Алиенору, его чувства к ней всегда были глубоки, и его ревность всегда была его болью. Но чувства чувствами, а ведь была ещё и политика. Брак герцога Генри Нормандского и Алиеноры Аквитанской одним махом обезопасил всю южную границу Анжу, и территория под его властью стала просто слишком большой, чтобы король Франции мог относиться к этому спокойно. Соответственно, короля Луи следовало рассматривать если и не врагом, то недоброжелателем, пристально наблюдающим за состоянием дел в Нормандии, чтобы вбить клин в любую наметившуюся трещину. А потенциальных трещин было много, и они были для Генри (и его матери) в Нормандии той же головной болью, какой они были для короля Стефана в Англии.

читать дальшеРечь идет, конечно, о земельных владениях. В Англии, многие магнаты встали на сторону герцога Генри именно потому, что его безусловная власть в Нормандии гарантировала им стабильное получение доходов от собственности, находящейся в Нормандии. Но у большинства магнатов, эта собственность не ограничивалась территорией только Нормандии, кое что было у них и во Франции. Ранульф Честреский просто умер раньше, чем эта тема стала для него актуальна, но вот Валеран де Мёлан рассматривался Матильдой как потенциальная опасность. Так что она пристально присматривала за его поведением и находила поведение графа подозрительным. И не удивительно: если чем сэр Валеран и был особенно славен, так это абсолютной чуткостью флюгера, позволявшей ему безошибочно выбирать нужных союзников и отворачиваться от тех, кому было суждено проиграть. Он просто держал нос по ветру. К счастью для Матильды и всего дела Ангевинов, успехи Генри в Англии были достаточно впечатляющими, чтобы Валеран не кинулся под крыло французов.

Хроники тех времен не вполне достойны доверия, но из них понятно, что, воспользовавшись отсутствием Генри, Тео V Блуасский отжал себе Амбуаз, который Генри считал своим. В конце 1153-го, второй сын Матильды, Жоффруа, попытался Амбуаз у Тео отбить, но потерпел поражение и сам угодил в плен. Вот уж помог так помог. Выкуп Жоффруа и прочих пленников обошелся герцогской семье в замок Шомон-сюр-Луар, который Тео потребовал разрушить.

Как-то судить о политической активности Матильды в те годы можно только по хартиям, некоторые из которых были выпущены только ею (и позднее подтвержены её сыном), и некоторые - только Генри. Судя по всему, Матильда была вице-регентом своего сына в Нормандии, когда тот отсутствовал, но некоторые их хартии касались и английских дел. В основном, они казались земельных дарственных монастырям и аббатствам. И чем-то мелким эти дарственные не были, ими делалась политика. Во-первых, покровительство монастырям было тогда тем же, чем сейчас являются вложения в пиар. Во-вторых, монастыри и аббатства выполняли функции, сравнимые с нынешней социальной и общеобразовательной деятельностью. И, наконец, всегда находились идиоты от политики, готовые отжать земли у тех, кто гарантированно не будет сопротивляться. Посягательства же на дарованные хартией религиозному учреждению земли карались отлучением от церкви, со всеми последствиями, что помогало королям и королевской администрации нейтрализовать таких идиотов. Политический дарвинизм, если хотите.

Марджори Чибнелл упоминает в своих исследованиях мнение Леопольда Делизла о том, что Матильда имела в Нормандии большую исполнительную власть, чем её невестка Алиенора, за исключением 1159 года. Со своей стороны, Эйтон, работавший с расходными документами хозяйства Генри II, утверждал, что Алиенора получила главенствующую роль уже с 1156 года (Eyton, Court, Household and Itinerary of Henry II). Катерина Хэнли, со своей стороны, указывает на один не совсем очевидный, но чрезвычайно важный для Матильды момент. Не смотря на то, что Генри принял от неё эстафету в Англии и победно пронес её до коронации, технически он получил власть как наследник Стефана, хотя неоспоримое право на престол Англии перешло к нему от Матильды. По мнению Хэнли, именно поэтому Генри взял себе официальным именем Henry Fitz-Empress, сын императрицы, и пользовался этим именем до конца своей жизни.

Герцог Генри получил известие о смерти короля Стефана, будучи дома, в Нормандии. Отплыл он в Англию, тем не менее, только через шесть недель, 7 декабря 1154 года. То ли погоды стояли не подходящие, то ли многое нужно было решить перед длительным отсутствием (а Генри знал, что уезжает надолго), то ли хитрый молодой человек решил дать англичанам время уладить самостоятельно мелкие дрязги, неизбеждые после смерти короля. За корону он не опасался - альтернативы на трон Англии не было. На коронации сына, прошедшей в Вестминстере 19 декабря, Матильда не присутствовала. Несомненно, к большому облегчению многих среди тех, кто присутствовал. Официально было объявлено, что обязанности регента удерживают императрицу в Нормандии, но истинной причиной, несомненно, было нежелание быть тенью прошлого для страны, вступающей в совсем новое будущее. Но это не значит, что Матильда намеревалась оставить сына без всякого контроля. Тому, в конце концов, было на момент коронации всего 21 год, хотя он прошел славную выучку. По словам Gualterius Mappus'а (он же Вальтер Мап), написавшего сборник исторических анекдотов периода под названием «О придворных безделицах» (De nugis curialium), молодой король имел тенденцию решать все копросы за других, держать различные должности открытыми и получать от них прибыль в свои сундуки, и назначать на них затем только тех, кто сидел у него на крючке. "Я слышал, что это было результатом уроков его матери... и она подкрепляла свои советы неприятной аналогией: подкармливаемый мясом ястреб будет энергичнее и послушнее, если это мясо вдруг ему больше не дают". Мап также подчеркивает тенденцию короля проводить много времени в одиночестве, и его абсолютное безразличие к чужим рекомендациям чего-то или кого-то, о чем он сам не слышал или пока не составил своего мнения. И эти особенности он тоже относит к влиянию Матильды.

Также, в 1155 году Генри решил завоевать Ирландию и отдать её младшему брату Вильгельму/Гийому, и идея уже обсуждалась на королевском совете, но Мательда решительно выступила против этой затеи, и план был надолго отложен. Не потому, конечно, что мама запретила, а потому, что мама была человеком хоть и отчаянно смелым, но понимающим в объединении разных территорий под одной короной чуть больше, чем её сын. В частности, она указала на очевидное слабое звено: необходимость твердого персонального контроля над всем происходящим. Генри был сравнительно молодым властелином того, что называют владениями Ангевинов, на материке; он был совсем новым и молодым королем Англии, ещё не обзаведшимся надежными и проверенными подданными и сподвижниками; и он был уж совсем чужаком для Ирландии. Помимо политических особенностей Ирландии, вторжение туда требовало таких ресурсов, каких у Генри в 1155 году просто не было. С такими просторами, которые оказались под рукой Генри, плюс Ирландия, ему одному было бы просто не управиться. Вильгельму/Гийому было всего 19, так что хотя Матильда и не была из категории матерей-наседок, она обоснованно считала, что с Ирландией её мальчикам на данный момент не совладать. Более того, будучи убийственно прагматичной, она знала, что король не может доверять никому, и меньше всего - своим братьям. Это по её совету Гийом хоть и получил от брата богатейшие владения в Англии, владения эти были раскиданы по пятнадцати областям, нигде не составляя настолько большого целого, чтобы Гийом получил не только деньги, но и реальную власть на территории брата.

Что касается второго брата, Жоффруа, то он был открыто враждебен Генри, который был старше всего на 14 месяцев. Дело было в амбициях, конечно. Жоффруа-старший видел своим наследником и будущим властелином Англии только Генри. Второй сын получил от отца "всего" три замка (Шинон, Мирбо и Лудён), и не более того. В 1152 году Жоффруа попытался перехватить Алиенору Аквитанскую, но та ловко увернулась (её предупредили о засаде), и вышла за Генри. После этого, Жоффруа окунулся в авантюру с непадением на брата в компании короля Франции. И, наконец, когда он кинулся выручать Амбуаз (то ли для семьи, то ли для себя), то угодил в плен к кузену Тео Шампанскому. Казалось бы, этот парень был создан для одних неудач. Но Матильда знала опасность тяжелых отношений внутри королевской семьи, и предложила Генри с Жоффруа как-то примириться, чтобы тот успокоился. Надо сказать, что плененный вместе с Жоффруа, один из Амбуазов умер в неволе, что может говорить или о том, что условия содержания были вовсе не гостевыми, или о том, что этот Амбуаз был болен или ранен перед тем, как попал в плен. В любом случае, Генри вытащил братца из каталажки (и заодно сделал кузена Тео своим союзником), и всё было хорошо, пока в 1156 году Жоффруа снова не начал бузить, утверждая, что отец на смертном одре завещал ему Анжу, если Генри получит Англию. Что заставило молодого человека молчать о воли батюшки столько лет? Только то, что подобного волеизъявления никогла и не было, и Жоффруа не придумал его до самого 1156 года.

Увы для Жоффруа, этот парень реально не был рожден под счастливой звездой. Дело в том, что чуть раньше, в феврале 1156 года, Генри Плантагенет принес королю Франции оммаж за Анжу, Аквитанию и снова Нормандию чохом, так что ему даже не понадобилось долго осаждать замки брата - тот не получил поддержки и понял, что лучше будет сдаться. Жоффруа оставили Лудён и дали около 1 500 фунтов стерлингов годовых (обычный доход графа), чтобы он успокоился. Он и успокоился. Особенно после того, как жители бретонского Нанта позвали его быть их графом. Жоффруа получил благословение брата и согласился, но от чего-то умер уже на следующий год. Ему было всего 24 года, и он даже не успел ни жениться, ни обзавестись детьми.

Отгрустив свое, Матильда сосредоточилась на других делах. В 1157 году её старшенький угодил в конфликт с Фридрихом Барбароссой, внучатым племянником первого мужа Матильды - в некоторой степени, по её вине. В свое время, Матильда привезла с собой из Германии в 1125 году реликвию в виде руки апостола св. Джеймса, и поместила её, в конце концов, в аббатство Рединг. Как водится, к реликвии такого калибра потянулись отовсюду пилигримы, вокруг нее стали происходить чудеса, и если король Англии и не имел с этого персонального материального профита, честь владельца уникальной реликвии придавала блеска его короне. Настолько, что Барбаросса позавидовал, подумал, да и объявил руку апостола национальным достоянием, незаконно вывезенным за границу. О чем и написал письмо королю Генри II, и передал его с послами. Само письмо не сохранилось, но сохранился ответ Генри: "To his cordial friend Frederick, by the Grace of God unconquerable Emperor of the Romans, Henry King of England, Duke of Normandy and Aquitaine and Count of Anjou sends greetings and the harmony of true affection. We thank your excellency and best of rulers as much as we are able for that you have graced us with your envoys, greeted us in your letters, and were the first to send us gifts and, what we cherish even more, that you began to forge compacts of peace and love between us... As to the hand of St James about which you wrote to us, we have charged master Heribert and our clerk William to reply for us by word of mouth". Действительно, к чему оставлять письменные следы отказа и обязывать этим "сердечного друга" как-то реагировать для сохранения лица, если можно просто озадачить клерка Уильяма сказать "нет" от лица своего короля.

Чтобы подсластить пилюлю, Генри послал Барбароссе дорогие подарки, в том числе - тяжелейший павильон, который можно было поднять только при помощи механизмов. Матильда, несомненно помогшая сыну выбрать подходящие подарки германцу, сама пересекала Альпы, и знала, каковы там условия, так что павильон Фридриху, отправляющемуся в Италию, был очень кстати. А в Италии, его собрали у стен Милана, где он быстро стал объектом всеобщего восхощения, и даже архиепископ Миланский служил там мессу.

Императрица успела увидеть крах английской ветви династии Блуа. Младший сын Стефана умер через год после её сына Жоффруа, тоже не успев обзавестись семьей. Генри уговорил его вдову, Изабеллу де Варрен, выйти за Амелина Анжуйского, сына-бастарда Жоффруа Анжуйского и своего единокровного брата. Амелин был близким союзником, так что обширные владения де Варренов, имя которых он принял после брака в 1164 году, уже не могли угодить во враждебные руки. Изабелла, к слову, в этом браке была счастлива. У Стефана был ещё один ребенок, дочь Мэри, предназначенная быть именно той самой связью с женским монашеским сообществом, которая была необходима каждой аристократической семье. Мэри стала монахиней около 1148 года и абатиссой в Рамси в 1155 году. К сожалению для нее, в 1160 году 24-летняя абатисса оказалась единственной наследницей Булони, и была похищена сыном Тьерри Фландрского, который так страстно эту Булонь хотел. Мэри не имела ни малейшей склонности к семейной жизни, но умела себя сдерживать, так что более или менее благополучно дождалась, пока её жалоба на похищение, переправленная папе Александру III ещё в 1161 году, проходила все круги обсуждения (никто особо не желал ссориться ни с Тьерри, ни с его сыном). Анулляция брака пришла только в 1170 году, и Мэри немедленно оставила мужа и дочерей (вторая из которыз родилась в том же 1170 году), чтобы вернуться в монастырь. Булонь, тем не менее, осталась её мужу и перешла потом к внучке Мэри от второй дочери. Но ветвь Мэри не имела уже никаких прав на престол Англии - её дочери от Мэттью Эльзасского были результатом расторгнутого позже насильственного брака с монахиней.

1160 год стал для императрицы своего рода вехой. Она всерьез заболела, и была уверена, что умрет. Генри бросил всё, и примчался к матери. Тем не менее, она выжила, хоть никогда уже не вернулась в состоянии здоровой женщины. Это не могла не сказаться на отношения матери и сына. Матильда никогда не была терпеливым человеком, и болезнь обострила все черты её не-ангельского характера. Когда архиепископ Кентерберийский Теобальд умер в 1161 году, Генри со всей дури попер на его место Томаса Бекета, рассчитывая получить в качестве первого прелата королевства своего доверенного человека. Императрица Матильда возражала против этой идеи, не жалея слов и самолюбия сына - и проиграла. Бекет стал архиепископом, а Генри получил от этого назначения первостатейнейший шип в седалище на многие годы. Тем не менее, Матильда как-то пыталась позднее примирить этих двоих, судя по сохранившейся корреспонденции - на свой лад, надо признать. Бекет обратился к ней даже не спросьбой, а почти с требованием использовать влияние матери и наследственные права госпожи англичан, чтобы повлиять на сына. Матильда ответила так, как могла ответить только Матильда: "...it seemed very grave to the king...since he asserts that though he loved and honoured you and made you lord of his whole kingdom... and raise you to greater honour than anyone in his land, so that he should believe more securely in you than in any other, you disturbed his whole kingdom against him as much as you could so that little was left for you to do but disinherit him by force... Only thing more I tell you truly, that you cannot recover the grace of the king except by great humility and most evident moderation".

В январе 1164 года умер младший сын Матильды, Гийом. Видимо, неожиданной эта смерть не была, потому что ещё в 1163 он оставил Англию и вступил в аббатство Бек. Матильда похоронила его в кафедрале Руана. Опасности для династии не было, тем не менее - спасибо Алиеноре Аквитанской. В 1165 году счастье улыбнулось и бывшему муже Алиеноры, женившемуся в третий раз и получившему, наконец, вымоленного сына. Воспрянувший духом Луи ознаменовал событие своеобразно, начав военные действия в Вексине, пограничной территории между Нормандией и Францией. Гасить огонь пришлось Матильде, уже слишком слабой, чтобы самой приехать на место действия. Тем не менее, она вступила в переписку с королем Франции - в своем непревзойденном императорском стиле: "May your excellency recall that I have often asked you about the quarrel between you and my son, the king of England, but you have made no response which satisfies or informs me. Therefore I am sending Remigius of St Valery to implore your highness: do not delay, if you please, to send me the details about the quarrel. For unless you do so, such may happen between you that I will not be able to amend". С Луи подобный стиль был единственным правильным, и мирный договор был подписан без проблем в августе 1167 года. Что дало время и возможность для Генри завернуть в Бретонь и слегка взять за горло герцога, вынудив того отступить ради малышки Констанс, которую Генри немедленно обручил с одним из своих сыновей.

В Бретони и застало его известие о смерти матери. Императрица Матильда умерла 10 сентября 1167 года, в Руане. Её похоронили в аббатстве Бек, как она всегда и хотела. Аббатство получило и самые дорогие ценности, которые Матильда сохранила для этого случая: обе короны, привезенные из Германии, золотой крест и две книги псалмов в драгоценных переплетах. Эпитафия на могиле императрицы безошибочно указывает на автора, ибо никто другой не мог быть настолько лаконичен и горд, как она:

"GREAT BY BIRTH, GREATER BY MARRIAGE, GREATEST IN HER OFFSPRING
HERE LIES THE DAUGHTER, WIFE AND MOTHER OF HENRY"

Оригинал взят у в Русские солдаты Шекспира

Комедия Шекспира "Конец - делу венец" (All's Well That Ends Well), действие IV, сцена I, перевод Донцова. Отряд солдат собирается захватить трусливого пройдоху Пароля, но хочет это сделать так, чтобы он принял их за иностранцев. Для этого солдаты договорились разговаривать на выдуманной тарабарщине.

Пароль

А, понял я, - вы из отряда Муско!
Неужто вы убьете человека
За то, что ваш язык ему неведом?
Есть между вами немец иль датчанин,
Голландец, итальянец иль француз?
По-своему со мной пусть потолкует.
Я вам открою все, и флорентийцев
Вы победите.

Первый солдат

Боскос ваувадо! -
Я знаю твой язык. - Корелибонто!
Подумай о душе: к твоей груди
Приставлены две дюжины кинжалов.

Пароль

Ой-ой! Ой-ой!

У этого отрывка есть две любопытные особенности. Первая состоит в том, что слова Пароля "А, понял я, - вы из отряда Муско!" (в оригинале: I know you are the Muskos' regiment) нужно переводить так: "Я знаю, вы - отряды Московитов". Очевидно, что слово Muskos' в данном случае обозначает Muscovites, то бишь, русских. Да и кто еще в Европе говорит на языке, который не похож на немецкий, датский, голландский, итальянский или французский?...

читать дальшеА вторая особенность совсем необычная. Этот псевдо-русский Первый солдат вставляет в свою тарабарщину слова из иврита, причем насмехается над трусостью Пароля. "Боскос ваувадо" это "в храбрости как храбрость и порука", а "Корелибонто" - "я знаю про его обман".

Конечно же, с ивритом простое совпадение. Но любители теорий заговора и альтернативной истории как мухи слетаются к этому отрывку и делают самые дикие выводы. Начиная от предположения, что Шекспир знал иврит (нет, не знал), и заканчивая теорией, что тексты Шекспира написаны крещеной еврейкой Эмилией Ланье (нет, он почти все написал сам).

Нет ничего особо удивительного в том, что у Шекспира солдаты выдают себя за московитов. Другом Шекспира и соавтором его нескольких пьес был Джон Флетчер. Его дядя, Жиль Флетчер, был английским послом в Московии. На титульном листе его книги о Московии изображен русский воевода в медвежьей шапке, с саблей на боку и шестопером в руке.

Из авторского фэндома "Gentleman Town", художник – PrinceCanary.